Достаточно известна цитата из рубаи Саади Ширази,
которую процитировал Мехмед Завоеватель после того, как завоевал
Константинополь в 1453 году во Влахернском дворце. Существует немало
переводов и вариаций куплета этого четверостишия, ниже, например,
английские переводы:

"The spider hath woven his web in the regal palace of the Caisars,
The owl standeth sentinel on the watch-towers of Afrasiab". (Gabrielle Festing)


"The spider weaves the curtains in the palace of the Caesars
The owl calls the watches in the towers of Afrasiab". (Thomas F. Madden)


"The spider is the curtainholder in the Palace of the Caesars
The owl hoots its nightcall on the Towers of Afrasiab". (John Freely)

И даже русский перевод с пояснениями:

"Сова кричит невбет на могиле Афрасиаба,
И паук несет службу пердедара в императорском дворце".

(пер. Павел Загребельный; прим. от автора: невбет - обычай ежедневно бить в барабан в знак торжества независимости. Здесь ирония: сова кричит невбет - знак утраты независимости; пердедар - слуга, раздвигающий занавесы во дворце.)

Оригинал
Итак, во-первых, мало кто упоминает оригинал на персидском;
во-вторых: почему никто не пишет, где это было написано? Чтобы не было
бесконечных копий из одной книги или статьи в другую, отвечаю: источник у
Турсун Бея "Târîh-i Ebü'l-Feth" (f.51.r).

читать дальше

Согласно Турсун Бею, Мехмед Фатих процитировал только две строки из четверостишия. Это оригинал на персидском:

پرده داری میکند بر قصر قیصر عنکبوت
بوم نوبت میزند بر طارم افراسیاب

  Perdedâri mîküned ber kasr-ı Kayser ankebût
  Bûm nevbet mîzined der târumu Efrasyâb

Также есть вариант транскрипции Мертола Тулума (Mertol Tulum) в его версии перевода книги Турсун Бея (1974):

  Perdedâri mî-koned der tâk-ı Kisrâ ankebûd
  Bûm nevbet mîzened der kal'a-i Efrâsiyab

Изменены слова: kasr-ı (дворец) и târumu (смотреть, следить), на их месте tâk-ı (строение, арка) и kal'a-i
(жилище, столица), видимо, это зависит от разных манускриптов.
Транскрипции, как и текст на фарси, слегка отличаются несколькими
словами: и иранские источники, которые приводят полную рубаи Саади, и
турецкие книги по литературе и истории. Приведу оригинал на фарси
(цитируемый бейт - второе двустишие):

چشم عبرت را ببین و حال شاهان را نگر
تا چسان از گردش گردون گردان شد خراب
پرده داری میکند بر قصر قیصر،عنکبوت
بوم، نوبت می زند بر گنبد افراسیاب

  Cheshm 'ebrat ra babin va hal shahan ra nigar
  To chason az gurdeshe gurdven gurdan shоd khurab
  Perde dari mikuned bar kasr-i Kaysar ankebut
  Bumi nevbet mizined bar kunbedi Afrasiab

У Турсун Бея "طارم" - таруму, а у Саади (согласно иранцам)
"گنبد" - кунбеди. Хотя, я думаю, оба варианта имеют место быть. И еще,
собственно, редкий перевод рубаи на английский из книги "Journal of the
Arabic and Persian Society of the Panjab University, 1966, Volume 11,
Issues 3-4".

"Open your wonder-seeking eyes and see the condition of Kings,

How it has fallen low by the revolutions of the revolving heaven:

The spider lays a curtain on Caesar's palace with its web,

[And] the owl hoots on Afrasiyab's dome."


Двойной смысл
После краткого рассмотрения теперь узнаем наиболее точный
перевод цитаты Мехмеда (и рубаи Саади). Я основывалась на оригинале, и в
самом деле, он очень простой в отличие от всех других вариантов. Если
брать дословно и понимать слова именно прямо, перевод будет таким:

پرده داری میکند بر قصر قیصر،عنکبوت بوم، نوبت می زند بر گنبد افراسیاب Perdedâri mîküned ber kasr-ı Kayser ankebût Bûm nevbet mîzined der târumu Efrasyâb Паук - привратник дворца Кайсара, Сова на страже купола Афрасиаба.

Однако замечу, что поэма содержит два смысла, и именно эта
амбивалентность или неоднозначность делает восточную поэзию сложной и
уникальной :

Паук плетет занавес (из паутины) во дворце Цезаря(Рима), Сова (кричит победный марш) на страже сводов башен Афрасиаба.

Термины
Perde dari - 1) "занавес у дверей"; 2) название привратника
Кasr - дворец
Kaysar - 1) Имя Кай Хосрова или по-гречески Кир
Великий, персидского царя эпохи ахеменидов (600 - 530 гг. до н. э.); 2)
Кайсар - Цезарь, римский император
Ankebut - паук
Bumi - сова
Nevbet - 1) Стоять на страже, смотреть, следить,
наблюдать, быть на чеку; 2) Военная музыка, которую играют на
определённые случаи, например победы, праздников и т. п.
Kunbedi - купол, свод
Afrasiab - мифический царь Туран (тюрков), согласно иранцам

Комментарий
Согласно некоторым учёным, персонаж Афрасиаба корнями
восходит авестийскому Франграсйану, который пытался поймать божество
солнечной силы. С ним ассоциируется обман и коварство. Филологи
полагают, что имя Афрасиаб происходит от таджикского слова Парсиаб (от
согдийского Паршваб), что означает "за чёрной рекой", рекой под
названием "Сиахаб" или "Сиаб", которая окружает северную сторону
нынешнего Узбекистана. Афра - это поэтическое искажение слова Фара, что
означает "за пределами", тогда как Сиаб - чёрный, а Аб - воды, река,
море. В среднеперсидской мифологии Афрасиаб стал знаменитым
персонажем-злодеем из книги Шахнаме, он - царь туранов, потомок Тура
(авест. Туйрия).

"Меж тем в Иран вторглись туранцы, во главе которых стоял могучий богатырь Афрасиаб, сын шаха Пашанга". (пер. В.В.Державин, С.И.Липкин)

Тураны - это саки (скифы) и также другие тюркские племена.
Есть мнение некоторых исследователей, что прототипом иранского
легендарного героя Кай Хосрова является ахеменидский царь Кир Великий, а
прототипом Афрасиаба был царь гуннов или тюрков, некогда воевавших
против иранцев (Томас Торнтон в его книге The Present State of Turkey,
1809). Для полноты смысла добавлю перевод первого бейта рубаи Саади:

چشم عبرت را ببین و حال شاهان را نگر تا چسان از گردش گردون گردان شد خراب Cheshm 'ebrat ra babin va hal shahan ra nigar To chason az gurdeshe gurdven gurdan shоd khurab Открой свои глаза и увидь царей сейчас, Как уничтожены они поворотом вращающихся небес.

И теперь вырисовывается целая аллегорическая картина: Саади
создал её со смыслом, подразумевая, что все в этом мире когда-нибудь
испытают утрату своих обретений - и герои иранцев, как Хосров или Кир, и
их враги тюрки, как Афрасиаб. То есть вся слава, богатства, и
великолепие временных проявлений этого мира придут к упадку; некогда
процветающие дворцы великих царей превратятся в руины, покрытые
паутиной, и на страже этих сокровищ будут стоять лишь совы.

Паук как насекомое в Исламе является символом слабости, так
26-я сура из Корана "аль-Анкабут" повествует о необходимости верующего
быть сильным, и что поклонение многобожников идолам подобно "дому
паука", который рушится от малейшего дуновения или прикосновения "Если бы они знали, воистину, самый ветхий дом - это сеть паука" (айят
41, сура 26). Здесь также проводится тонкая аналогия с опасностью
паутины для слабых людей, которые, подобно насекомым, запутываются в ней
и становятся добычей для паука - обманщика. Символ паука несколько
редкий в восточной поэзии и упоминается лишь у нескольких авторов; в
турецкой поэзии, например, паук изображается коварным хитрецом, плетущим
сети, чтобы заманить жертву. Хотя найдется место и положительным
примерам, как в случае с персидским поэтом 10 века Шахидом Балхи,
который уподобил любовь "пауку, что плетёт сеть вокруг сердца".

В Исламе нет упоминаний о том, что сова является дурным
знакам, так как запрещено было следовать суевериям. Однако, несмотря на
религию, в народе продолжали видеть разнообразные явления или существ
как благоприятные или неблагоприятные знамения, и это языческий след,
который не смогла стереть ни одна религия. Сова как символ ночи
предвещала приход тьмы, и в классическом понимании восточных людей совы
всегда ассоциировались с руинами, где они любили гнездиться. В труде
персидского поэта Фаридуддина Аттара (1145-1220) "Беседа Птиц"
содержится изречение совы:

"Скажу я вам, моё спасенье - в руинах тёмной ночи - там,
Где я была рождена, и где находиться мне в наслажденье".

Совы были также связаны с упадком, потерей, неудачей и дурным характером:

"Грустить - для тех, кто злопамятны,
Сове лучше лететь в руины".
Персидский поэт Адиб Сабер (ум. ок. 1148)

"О ночь! Ты над темными руинами, словно сова,
А я на троне старости, как Искандар-и Руми!"
Афганский поэт Абдуллах аль-Ансари (1006-1089)

Поэтому, упомянув образ совы в поэме, Саади как бы усиливает
идею временности земного бытия; и также коснувшись образа паука, он
подчеркнул аллегорию немощности и упадка рухнувшего государства. Затем
почти 200 лет спустя, выбрав рубаи Саади, Мехмед Фатих очень уместно
процитировал её зайдя именно в покои малого Влахернского дворца после
того как пал Константинополь - великая столица Византии. Важно учесть,
что постройка примыкала к вратам Керкопорты, откуда, собственно, турки
пробрались в город. Во время обстрела бомбардами здание пострадало, и
некоторые его части были разрушены. Поэтому, когда Мехмед ступил в
одинокие и пустые залы Влахерн, видно фразы любимого поэта сами собою
вылетели из его уст.

Мне кажется, как бы с игрой двойного смысла прозвучали его слова, хотя Саади сочинил эти стихи как иранец и суфий, а Мехмед прочел их как турок и воин-завоеватель. Я полагаю, ключевое слово в этом смысле "невбет", которое не только толкуется как "быть на страже", "стоять на стрёме", но и является названием военной музыки, которую играли по случаю торжества победы и триумфа. Значит, сова произносила невбет, в чем нет иронии касательно византийцев. Учтем и тот факт, что Афрасиаб - царь тюрков, а Кайсар-и Рум - император Рима. Тогда всё встает на свои места, и цитата соответствует уже времени Мехмеда: "Во дворце императора ромейского больше нет привратников, что поднимают занавес - лишь паук на их месте плетет сеть, и башни все его теперь принадлежат царю турок, над их сводами сова музыку триумфальную поёт". Можно предположить, что образ совы был симпатичен юному Мехмеду, если принять во внимание его детский рисунок, изображающий достаточно реалистично сову, и также тот факт, что его матерью была рабыня-христианка, возможно из понтийских греков. У греков сова почиталась как спутница Афины - богини мудрости; по-гречески "Афина ночная" или "сова Минервы" у римлян была сакральным символом знания и эрудиции. Мехмед как ученик, любящий античность, мог впитать в себя культуру своей матери или своих юношей-слуг и рабов, с которыми он дружил и даже заводил любовные отношения. Дело в том, что некоторые, даже казалось бы, негативные образы в определенное время могли восприниматься иначе, несмотря на религиозные традиции.

Набросок совы из персональной тетради Мехмеда Челеби (Шехзаде примерно 11 лет) Книга-экспонат хранится в музее-библиотеке дворца Топкапы, библиотека сокровищ, н. 2324.

Возьмем тот же образ дракона, который с древних времен на
Востоке рассматривался как ужасающее существо, которое приносит
разрушение и хаос; уже в мусульманскую эпоху сложились бедуинские
истории о драконах, разрушающих города и сжигающих посевы, плантации,
сады, однако во времена Мехмеда у турок дракон имел ассоциации с силой, мощью и властью, например, воинов армии правоверных гхази
могли сравнить с драконами, и ничего обидного или кощунственного в этом
не усмотрели бы. По удаче или собственной находчивости Мехмед в точку
упомянул эту редкую цитату Саади и тем самым сделал её известной для
многих историков, это лишь снова демонстрирует его блестящий ум, так как
в нужное время и в нужном месте он произнес эти слова. Юный завоеватель
одновременно ликовал по поводу победы и в тот же момент переживал
печаль из-за падения некогда великой Византийской империи. Эту
неоднозначную реакцию описывает не один историк:

И, придя на площадь у великой церкви, сошел с коня, и пал ниц на
землю, взял горсть земли и посыпал голову, благодаря Бога. И подивился
этому огромному зданию, так сказав: 'Воистину люди эти были и ушли, а
иных после них, им подобных, не будет'.
(Нестор Искандер. "Повесть о Взятии Царьграда Турками В 1453 году"

Так подивился Мехмед своему триумфу и гибели Византии, что
такие слова произнес в тот же день 29 мая 1453 года, войдя в собор Айя
Софии. О сочувствии Мехмеда к византийцам и их славному городу пишет еще
один современник Фатиха - Критовул Имвросский:

После этого султан вошел в Город и осмотрел его, чтобы увидеть его
великие размеры, его положение, его величие и красоту, его славное
население, его привлекательность и богатство... Когда он увидел, что так
много людей было убито, столько зданий было разрушено, и в руины был
превращен весь город - тогда он наполнился сострадания и премного
покаялся в дозволении разрушения и разграбления. Слезы падали с его
глаз, и он всем сердцем и душой громко застонал: 'Какой город мы
передали грабежу и разрушению!' (История Мехмеда Завоевателя)

Источник на Самиздате